Орсон Кард - Говорящий от имени мертвых (Голос тех, кого нет)
– По моему разумению, Говорящий от имени Мертвых – единственный наш шанс снова стать единой семьей. И единственный барьер на этом пути – эти пресловутые секреты. Поэтому сегодня я сказала ему все, что знаю об этих файлах, потому что хочу, чтобы он знал о каждом клочке правды, который мне удалось найти.
– Ты страшный, коварный предатель, – сказал Квим. Его голос дрожал.
Он был готов заплакать.
– Я считаю, что помочь Говорящему – это проявление преданности и лояльности, – ответила Эла. – Единственная измена – это слушаться мать, делать, что она велит, чего она добивается всю свою жизнь; в этом ее самоуничтожении, уничтожении всей семьи.
К удивлению Элы, не Квим, а Олхейдо разрыдался. Его слезные железы не действовали, конечно, их удалили вместе с глазами. У него не было слез, согревающих и облегчающих страдание. Он содрогался от рыданий, потом начал медленно сползать по стене, пока не оказался на полу. Опустив голову на колени, он всхлипывал и всхлипывал. Эла догадалась, почему. Потому что она сказала, что его любовь к Говорящему не была предательством, он не совершал великого греха. И он поверил ей, ее словам, так как в душе знал, что это правда.
Она отодвинулась от Олхейдо и увидела мать, стоящую в дверном проеме.
Эла почувствовала слабость, охватившую ее изнутри, от мысли, что мать могла слышать ее слова.
Но мать не казалась рассерженной. Только немного печальной и очень усталой. Она, не отрываясь, смотрела на Олхейдо.
Квим едва владел собственным голосом:
– Ты слышала, что говорила Эла? – спросил он.
– Да, – ответила мать, не отрывая глаз от Олхейдо. – И я думаю, она права.
Эла не была так взволнована и озадачена, как Квим.
– Идите к себе, дети, – спокойно попросила мать. – Я хочу поговорить с Олхейдо.
Эла кивнула Грего и Кворе, которые сползли со стульев и пугливо сгрудились недалеко от Элы, смотря широко открытыми, ничего не понимающими глазами. Конечно, даже отцу никогда не удавалось заставить Олхейдо плакать. Она вывела их из кухни и повела в спальню. Она слышала, как Квим прошел в свою комнату, запер дверь и упал на кровать. А в кухне рыдания Олхейдо постепенно стихали, наконец совсем смолкли, так как мать в первый раз после потери глаз взяла его за руки, обняла и крепко прижала к себе.
Качая и баюкая его, она молча плакала, и слезы горячими каплями стекали ему на волосы.
***
Майро не мог понять, что из себя представляет Говорящий. Когда-то он считал, что Говорящий что-то вроде священника – или такой, каким должен быть священник. Спокойным, рассудительным, отвлеченным от мира, осторожно говорящим с людьми, тщательно взвешивающим свои поступки. Майро ожидал, что он будет мудрее.
Он не предполагал, что он столь поучителен, столь опасен. Да, он был умен, это правда, он видел прошлое, говорил о возмутительных вещах так, как они того заслуживали, совершал противозаконные поступки, и при всем оказывался абсолютно прав. Казалось, что он настолько изучил человеческий разум, что может прямо с лица видеть глубину желаний и чувств, всю правду, как бы глубоко спрятана она ни была. Такое ощущение, что он видел все насквозь.
Сколько раз Майро вместе с Аундой наблюдал, как Лайбо справляется со свиноподобными. Но тогда они понимали, что он делал, они знали его технику, его цели. Говорящий придерживался линии поведения, абсолютно чужеродной Майро. Даже несмотря на человеческий облик, Майро сомневался фрамлинг ли он – он так же ставил в тупик, как и свиноподобные. Он был больше ременом, как они, совсем чужим, но не животным.
Что успел заметить Говорящий? Что он увидел? Поклон, с каким подошел к нему Эрроу? Глиняный горшок, где вытягивались корни мендоры? Какие виды Подозрительной Деятельности он распознал, сколько из них принял за их собственное достижение?
Свиноподобные развернули «Королеву Пчел и Гегемона».
– Ты, – сказал Эрроу. – Ты написал это?
– Да, – ответил Говорящий.
Майро посмотрел на Аунду. В ее глазах плясали злые огоньки торжества.
Еще бы, Говорящий был лжецом.
Хьюман перебил.
– Двое других, Майро и Аунда, они думают, что ты лжешь.
Майро сразу посмотрел на Говорящего, но он не смотрел на них.
– Конечно, они так думают, – сказал он. – Им не приходит в голову, что Рутер мог сказать правду.
Спокойствие слов Говорящего привели Майро в замешательство. Могло ли это быть правдой? Конечно, люди, путешествующие между звездами, теряют года, даже столетия, перелетая от одной системы к другой. Иногда проходит полтысячелетия. Сколько же вояжей должен совершить человек, чтобы прожить три тысячи лет. Но слишком уж невероятное совпадение, что подлинный Говорящий от имени Мертвых прибыл именно сюда. Кроме всего, этот подлинный Говорящий оказался еще и настоящим автором «Королевы Пчел и Гегемона», и вновь столкнулся с чуждой цивилизацией со времен баггеров. Я не могу поверить в это, сказал себе Майро, но допустил возможность, что это может оказаться правдой.
– Почему они такие глупые? – спросил Хьюман. – Они не узнают правду, когда слышат ее?
– Они не глупые, – сказал Говорящий. – Они как все люди: мы подвергаем сомнению все наши верования, за исключением тех, в которые мы действительно верим и даже не допускаем сомнений. Они не подвергают сомнениям мысль, что настоящий Говорящий от имени Мертвых умер три тысячи лет назад, хотя они знают, что межзвездные перелеты продляют жизнь.
– Но мы говорим им.
– Нет – вы говорили им, что королева пчел сказала Рутеру, что я написал эту книгу.
– Но уже это должно было сказать, что это правда, – сказал Хьюман. Рутер мудрый, он – отец, он никогда не допускает ошибок.
Майро сдержал улыбку, хотя очень хотел рассмеяться. Эндер думал, что он умный, но теперь он сам оказался там, где оканчивались все важные вопросы. Круг замкнулся на упрямом настаивании свиноподобных, что тотемные деревья говорят с ними.
– Ах, еще столько всего, что мы не понимаем, и столько, что вы не понимаете. Нам следует больше учиться друг у друга.
Хьюман сел рядом с Эрроу, разделяя с ним почетное место. Эрроу не проявил недовольства.
– Говорящий от имени Мертвых, принесешь ли ты нам королеву пчел? – спросил Хьюман.
– Я еще не решил, – сказал он.
Майро снова посмотрел на Аунду. Он что, душевнобольной, намекая, что доставит и даст им то, чего не существует?
Затем он вспомнил слова Говорящего о том, что мы сомневаемся во всем, во что не верим. Майро принимал за аксиому известный всем факт, что все баггеры погибли. Но если королева пчел выжила? Может быть именно так Говорящий от имени Мертвых написал свою книгу, он узнал все от живого баггера? Это было почти невообразимым, крайностью, но это не было невозможным. Майро не мог утверждать с полной уверенностью, что баггеры были убиты до последнего. Он только знал, во что верил каждый, и за три тысячи лет не нашлось никого, кто бы смог опровергнуть это.
